Я не помню Вознесенского шумным, балагуром и шутником, которому позволена любая глупость и даже пошлость.
До сих пор помню своих учителей: математика И.К.Середу и физика Л.В.Сумерина.
Я прекрасно помню новость, где на Романа гнали в сто раз хлеще чем на Уайлдера.
Я помню своё обещание, но сначала надобно выйти отсюда, укрыться в безопасном месте.
Да, да, Серёжа, я помню те дни, словно минуло не пятнадцать лет, а всего одна долгая кошмарная ночь.
Я не потерял сознание, потому что помню - я посмотрел на них с пола и увидел, как они уходят и закрывают за собой двери.
Я его помню с тех пор, как мне было лет восемь.
Я помню свою встречу с Робертом Зелликом, нынешним торговым представителем США, а в то время - сотрудником Госдепартамента.
Не помню уж, что привело меня с Рыжем в космопорт.
Не помню уже, с чего он начался, но, конечно, говорили мы про облако.
Дальше помню каждый миг так отчетливо, будто видел тысячу раз пленку.
Читал кто-то, не помню кто именно, сидевший рядом с Ильей Эренбургом и Толстым.
Я помню большую, освещенную предъосенним солнцем комнату, его сухой блеск над косогором, видным в окно, на юг.
Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно.
Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле.
Прежде всего о ней: в феврале, не помню какого числа, меня познакомил с ней ее земляк, студент Боярышкин.
Как сейчас помню я, приехал к нам в город сынок купеческий к родным погостить.
Я помню мужиков в рваных понитках, которые привозили эти запасы за двести верст из Проплеванной.
Как сейчас помню процедуру приказыванья кушанья.
Да еще я помню двух собак, Плутонку и Трезорку, которых держали на цепи около застольной, а в дом не пускали.